Пока шел до обувного, вспомнил, какой же вопрос хотел задать: «В столице так принято, заходить в чужие дома как к себе? Или просто вы и мой шеф, в принципе не знаете такого понятия как тактичность?» Так как я догадываюсь, что, скорее всего, верно второе моё предположение, то, наверное, это хорошо, что все же не спросил. Кто знает, как бы отреагировала на это завуалированное оскорбление Иллея. Смешливая с открытым и добрым лицом женщина, со специфическим чувством юмора, которая после этого визита, пугает меня в разы больше, чем любой гопник в округе.
Мастер Файс оказался пожилым, немногословным вьетнамцем, плохо говорящим на славенском, но зато отлично все понимающим. Записки Иллеи и правда хватило, чтобы с меня не спрашивали денег. Глазомер у продавца был что надо, не спросив моего размера, он сразу вынес пару, которая идеально села. Это были туфли классической модели, черные, а не зеленые, слава Трехликому! Поблагодарив владельца лавки, забрал коробку с обувью и вышел на улицу.
За те десять минут, которые я провел в магазинчике, тучи куда-то разбежались, и город осветило столь редкое зимнее солнце. Замерев на тротуаре, с удивлением огляделся. Наш квартал, который я обычно видел только в пасмурную погоду, оказался не таким серым и однообразным. Казавшиеся ранее однотипными дома-коробки, теперь предстали в ином свете. Каждое здание обладало своей, только ему присущей индивидуальностью, и пусть они были построены по одному проекту, все равно, местные жители сумели придать своему жилью какую-нибудь особенность. Так, дом с обувной лавкой был покрашен в два разных оттенка бежевого, причем в этой покраске угадывался намек на морские волны. Следующее по улочке здание отличалось от других однотипным оконным фасадом, выполненным из синего пластика, это придавало дому странный, но какой-то притягательный вид.
Впервые за многие месяцы, оглядев окружающий мир широко открытыми глазами, а не через пелену темных и горьких мыслей, вздохнул полной грудью. Поймав себя на том, что улыбаюсь так, что начинает ныть ссадина на щеке, широкой и легкой походкой, направился к себе.
К двенадцати, переодевшись, спустился в зал ресторана.
— А ты пунктуален. — Такими словами встретила меня Иллея. К моему удивлению, кроме неё никого в помещении не было.
Она тоже переоделась и что-то готовила у плиты. Аромат, шедший от сковороды, над которой она колдовала, был настолько манящим, что у меня немного закружилась голова. Сразу захотелось есть настолько сильно, что мой желудок издал протяжный стон.
— Есть хочешь? — Не отрываясь от перемешивания, спросила она.
— Да, пахнет очень заманчиво.
— Вера недавно звонила, они задерживаются в ателье, там подшивают униформу девушек по фигуре. Будут примерно через час. Так что успею тебя покормить.
— Спасибо!
— Спасибо, потом скажешь, если вкусно получится. А пока… — Шеф налила немного воды в сковороду и продолжила. — Ты же мне подчиняешься, пока нет Дааса?
— Все верно. — Говорю это, а у самого очень неприятное предчувствие от этого вопроса.
— Тогда становись спиной к стене… Вот тут. — Мешалка указала на узкий промежуток стены между дверью в подсобку и кухонным блоком. — Ага… Здесь. — Подтвердила Иллея, когда я занял указанное место. — Нет не так… Стой ровно, стены должны касаться одновременно пятки, задняя поверхность голени, попа, лопатки, плечи и затылок. Взгляд прямо.
Выполнив все её предписания, почувствовал себя, будто меня одновременно посадили на кол и распяли на кресте.
— Вот так? — Зачем все это.
— Да! — Только краем взгляда мазнув по мне, ответила шеф.
— И долго мне так… Стоять?
— Полчаса.
— Что? — У меня уже через тридцать секунд сохранения такого положения тела, заныли многие мышцы.
— Меня плохо слышно? — Оторвавшись от плиты, Иллея одарила меня таким взглядом, что все мои возражения волшебным образом испарились.
— Простите. — Непроизвольно вырвалось у меня от этого пронзительного взора.
— Стой прямо… Я за тобой слежу!
Никаких сомнений, не смотря на всю её занятость и увлеченность процессом готовки, следит.
— Будешь халтурить, накормлю покупной пиццей!
Эм-м-м?! Она и правда считает это страшной угрозой?! Я люблю пиццу! Но тут мой желудок вновь напомнил о себе, а я вспомнил божественный вкус её грибного супа. Пожалуй, и правда угроза.
— Но, для чего? — Она конечно себе на уме, но на садистку не похожа, что же стоит за её указанием?
— Ты консультант зала, такое же лицо заведения, как и официантки… А ты так сутулишься, что кажется, будто ты болен. К тому же исправление осанки и тебе самому пойдет на пользу. Так, по полчаса у стенки, каждое утро стоят гардемарины военно-морского корпуса. Им помогает, думаю, поможет и тебе.
— Спасибо за заботу. — Я постарался вложить в свои интонации как можно больше сарказма, но она пропустила его мимо ушей, демонстративно повернувшись к плите.
Примерно через пять минут тело привыкло к такому положению. И, тем не менее, стоять вот так неподвижно становилось все труднее и труднее. Дело было не в мышцах, а в неподвижности, быть подобным изваянию, ничего не делая, смотреть в одну точку с каждой секундой становилось все скучнее и скучнее. К тому же, все время хотелось что-нибудь почесать, то нос, то ухо, то ладони. Гардемаринам-то, думаю, все равно, читал, их так гоняют в учебке, что они способны уснуть в любое время, в любом положении. Думаю, они так и поступают, к стеночке прислонились и спят себе в удовольствие.